Биография Веберна раскрыла поистине трагическую жизнь этого новатора из новаторов первой половины ХХ в. Читатели с волнением следили за обстановкой полного общественного непонимания в период становления «новой венской школы», за трудностями в рациональном осмыслении ими самими своей музыки, за ситуацией внутренней изоляции и одиночества Веберна в период диктатуры Гитлера (Берг умер, Шенберг уехал в США), наконец, щипало в глазах при описании смерти Веберна от случайной пули американского солдата-повара. И поражало страстное мечтание композитора-радикала о понимании его людьми: «Ах, быть хоть немного понятым!»
Рассмотрение эстетических проблем по отношению к Веберну имело особое значение: ведь его представляли как «ученика Шенберга» (создателя додекафонного метода композиции), занимавшегося головными расчетами серий. В книге же российских авторов были поставлены такие вопросы, как «Музыка и природа», где сам музыкальный звук рассматривался как проявление природы (приближение к натурфилософии Гете), как вопросы о принадлежности Веберна к современным ему художественным течениям: «Экспрессионизм? Неоклассицизм? Символизм? Абстракционизм?» Авторы ввели даже раздел «Образный мир» и особенно обоснованно показали этот мир во взаимодействии музыки со словом: «Изображение пространства, дали», «Образы движения», «Характеры и состояния», «Красочные эффекты», «Передача звуков внешнего мира», «Другие виды звукописи». Не был забыт и слушатель с его проблемами восприятия: «Как слышать эту музыку?».
В главах же по технике музыкальной композиции был определен руководящий ладовый принцип Веберна, его абсолютной хроматики, названный совершенно новым термином, – гемитоника (В.Н.Холоповой принадлежит систематика пяти хроматических интервальных групп, Ю.Н.Холопову – названный термин). Новым компонентом организации музыкальной ткани у Веберна была названа «симметрия», особенно слышимая в линеарных движениях голосов, также - в ритмических рисунках и архитектонике типичных для этого композитора форм-миниатюр. Авторы наглядно показывают, как благодаря тотальной симметризации элементов музыкальной ткани этой музыки, она и обрела свойство, выразительно названное Х. Аймертом «лирическая геометрия».
Двухтомное исследование о Веберне сыграло важную историческую роль в советской и российской музыкальной и научной жизни. Ведь пока оно двигалось по издательским каналам, Холоповы непрерывно преподавали этот материал – в Московской консерватории и других учебных заведениях, разрушая догмы и мифы о нововенской школе. Все это вместе вывело отечественную музыковедческую мысль на уровень самого передового осмысления творческих процессов, происходивших в новейшей мировой музыке в сердцевине ХХ ст. Сам же труд о Веберне по своей фундаментальности остался непревзойденным до сих пор.
Но как ни притягателен был сложнейший западный композитор, В.Н.Холопова считала своим долгом осмыслить и по возможности поддержать крупнейших отечественных создателей музыки. И они были рядом, в одном с ней поколении, - выбор пал на А.Шнитке и С.Губайдулину, затем еще и на Р.Щедрина. Статьи В.Н.Холоповой о Шнитке и Губайдулиной были в числе самых первых публикаций по этим именам.
По творчеству А.Шнитке у В.Н.Холоповой вышли две монографии: «Альфред Шнитке» совм. с Е.И.Чигаревой (1990) и «Композитор Альфред Шнитке» /5/. В первой из них был осуществлен анализ всех произведений Шнитке – до момента завершения книги (не вошел специфический поздний период). Метод анализа не был чисто конструктивным. Здесь было рассмотрение и идей каждого сочинения, и образные описания музыки, но в обязательном порядке - довольно подробный анализ композиции и драматургии. Поскольку интерес к фигуре Шнитке в стране все нарастал и его произведения повсеместно вводили в учебные курсы, такая книга послужила капитальным и свежим учебником по его творчеству, которым стали пользоваться по всей стране. Как сообщали авторам коллеги из далеких «глубинок» страны, там очень пригодились даже нотные примеры к анализу: «У нас нет никаких нот Шнитке, и мы изучаем его музыку по нотным примерам в конце вашей книги…». Хотя по Шнитке в настоящее время написаны сотни разнообразных работ, в России и за рубежом, последовательный компактный анализ почти всего его творчества остался достоинством именно названной монографии - первой на его родине.
Совсем другая цель была поставлена в монографии «Композитор Альфред Шнитке». Это была заказная работа – по предложению Челябинского издательства «Аркаим», выпускавшего большую серию книг по музыке «Биографические ландшафты». В.Н.Холопова рассказывала, что ее невероятно поразили творческие условия заказа: «Напишите медитацию о гении (!) для широкого интеллигентного читателя». Для музыкально-профессиональной среды, в которой она всю жизнь вращалась, подобные рассуждения были вообще не приняты. В буквальном смысле это вряд ли было выполнимо, но «воздух иной планеты» удивительным образом вошел в эту музыковедческую прозу. Книгу и в самом деле охотно принялись читать немузыканты - журналисты, литераторы, «киношники», родители учеников, - те самые широкие слои, для которых она и предназначалась.
Вторая монография о Шнитке комплементарно дополнила первую, так как представляла собой именно биографию композитора, первую на русском языке (биография на английском была выпущена А.Ивашкиным). Сделанное В.Н.Холоповой жизнеописание А.Г.Шнитке составило увлекательный рассказ, в котором была прослежена вся цепь внешних и внутренних событий жизни этого выдающегося человека, от рождения до смерти. В повествовании оказалась очень своеобразная «жанровая» особенность: ведь В.Н.Холопова всю жизнь была вблизи А.Г.Шнитке и в тексте по самым различным поводам она дала комментарии от себя, с оттенком мемуаристики. Изложенные же факты часто производят сильное впечатление. Здесь и ускоренная департация немцев Поволжья (ликвидация соответствующей АССР), принесшая тяжкое переживание для семьи А.Г.Шнитке, и материальные лишения годов войны. Здесь и начавшееся в детстве Альфреда «всегда в семье Шнитке что-то не так», как результат немецко-еврейских корней его предков.
Особенность подачи материала В.Н.Холоповой по этим десятилетиям составляет явный гражданский пафос, какой в постсоветское время стал не моден и даже осуждаем. Однако автор – сама активный шестидесятник, и она позволяет себе сделать поразительный вывод о том, почему композиторы СССР 1960-70-х и последующих годов оказались самой сильной в мире плеядой, не сравнимой ни с какой другой. «Порыв, который заставил отцов «шестидесятников», не щадя себя, рваться добровольцами на военный фронт, не покинул и их детей. И стали вести поистине священную, со своими жертвами и потерями, войну за культуру, они создали свое движение сопротивления, и их подвиг также увенчался победой. На мой взгляд, без этого геополитического факта невозможно верно понять внутренние духовные силы данного поколения» /6/. И далее через всю книгу просматриваются факты сопротивления личности среде, окружающей и «слева», и «справа»: скандальная история с «Пиковой дамой», вхождение в «новую простоту», прорыв к полистилистике, вынужденная жизнь в Германии, отказ от Ленинской премии, а под конец – борьба за творчество среди инсультов. Лирично проведена и «тема любви» - роль жены Ирины, которая сравнена с булгаковской Маргаритой. При всем этом, В.Н.Холопова углубляется и в сложности философского и религиозного сознания А.Шнитке, не останавливаясь перед крайностями его поздних представлений о бесконечности и неокончательности творчества. Она цитирует мысли композитора: «Пока человек исходит из ощущения истинной бесконечности этой тайны, он никогда не достигает относительной систематизации и всегда сохраняет достоверность того, что говорит. Но, достигая систематизации, он сразу же впадает в одну из многочисленных ошибок, диктуемых относительным знанием» /7/.
Биографическая книга В.Н.Холоповой о А.Шнитке, с обобщениями по всему ХХ в., вызвала удивительно большую прессу. А «Книжное обозрение» объявило ее «Книгой года» за 2003 г., чего, кажется, не удостоился ни один другой музыковедческий труд.
Не менее близкой творческой фигурой стала для В.Н.Холоповой София Губайдулина. Поскольку обе учились в Московской консерватории на одном курсе, жили в одной комнате в общежитии, были подругами, тут уж «сам Бог велел» ей заниматься ею. Поскольку по столь оригинальному и значительному композитору очень долго не находилось каких-либо других авторов, к В.Н.Холоповой все время обращались за написанием статей - и на родине, и за границей (нем., англ., польский, швед. яз.). Давно вынашиваемую монографию подтолкнул написать заказ из Италии: к 1991 г. проф. Энцо Рестаньо готовил очередной том к фестивалю в Турине, который посвящался на сей раз Губайдулиной (к 60-летию). В результате вышли три версии большой книги: «Губайдулина» на ит. яз. с огромной, на 100 стр., беседой С.Губайдулиной с Э.Рестаньо /8/, «София Губайдулина» с той же беседой на рус. яз./9/, затем второе и третье издание той же книги /10/. Помимо этих исследовательских работ, В.Н.Холопова посчитала нужным издать также «Путеводитель» по ее сочинениям, который используется для составления концертных программок /11/.
В исследовании о С.Губайдулиной Холопоа обнаружила, что известные параметры музыкальной композиции – артикуляция, фактура, ритмика, мелодическая линия – у этого композитооа Губайдулиной определенным образом объединяются в некие более крупные блоки-целостности, имеющие свою выразительно-конструктивную логику. Практически в ее музыке действует особый, более крупный параметр, для которого в теории музыки не существовало наименования. И поскольку он содержит в себе такие непосредственно- выразительные элементы, как артикуляция, ритмический рисунок, В.Н.Холопова дала новому явлению название «параметр экспрессии», всячески подчеркивая его композиционную, а не семантическую сущность. В найденном параметре В.Н.Холопова показала контрастную функциональность: консонанс экспрессии и диссонанс экспрессии. Консонанс - это сплав легато, континуальности фактуры, плавного рисунка мелодии, моноритмии, диссонанс – сплав стаккато, дискретности фактуры, скачкообразности мелодии, полиритмии. Найденное В.Н.Холоповой понятие составляет определенное научное открытие, без которого композиция произведений Губайдулиной не может быть проанализирована адекватно. И не только одной Губайдулиной. Под руководством В.Н.Холоповой была написана дипломная работа В.Гороховской, где «параметр экспрессии» продемонстрирован в музыке Веберна, Стравинского, Пендерецкого, Штокхаузена, Пярта и др. авторов ХХ в./12/.
Принципиальный интерес представляет дополнение к книге, сделанное В.Н.Холоповой во втором и третьем изданиях (2008, 2011). На примере жизни и творчества Губайдулиной 1990-годов автор раскрыла те истоки ее уникальности - и в сознании, и в музыкальном языке, - которые связаны с ее происхождением из Татарстана, с детством в Казани. Сравниваются Губайдулина и поэт Г.Айги (чья натура была ей так созвучна), родившийся в Чебоксарах. Дед С.Г. был мулла, дед Г.А. – шаман. Оба прикоснулись к двум полюсам: древней первозданности и рафинированной авангардности (Веберн). Оба нашли общую почву в антропософии, участвовали в фестивале в Дорнахе (антропософском центре). Оба стали как два берега одной реки – Волги. «Берега эти в самом центре России оказались способными в одном течении соединить два берега мировой культуры - Запада и Востока» /13/. Холопова подчеркивает губайдулинский принцип неограниченности веры: не только христианство всех конфессий, но и нехристианские верования. И логически объясняет такой парадокс композитора, как обручение шаманства с пифагорейством.
