ЦЗЕЙИРШЦНАСЛЫГ
МУСИГИ ЕЛМИМИЗИН ШАЩ ЯСЯРИ
Еллада ЩЦСЕЙНОВА
ЧЕЛОВЕК, СТАВШИЙ ПАМЯТНИКОМ
АНАР
ЦЗЕЙИР ЩАЖЫБЯЙЛИНИН НЯЗЯРИ ВЯ ЕСТЕТИК КОНСЕПСИЙАСЫНДА ТЯНГИД МЯСЯЛЯЛЯРИ
Земфира СЯФЯРОВА
АЧЫЛМАМЫШ СЯЩИФЯЛЯР: «ШЕЙХ СЯНАН» ОПЕРАСЫ
Фярящ ЯЛИЙЕВА

Что стояло в центре споров о музыке, дискуссий вокруг опер в двадцатых годах? Нельзя довольствоваться таром, кеманчой, мугамами, наша музыка должна освоить достижения мирового музыкального искусства – освоить нотную систему, создать и развить оперу и балет европейского типа, хор, симфонию, жанры камерной и вокальной музыки. Это все – непреложная истина, которую все признают, никто не отрицает, но, одобряя этот путь развития, обязательно ли мы должны жертвовать мугамами, заставить замолчать тар, жизненная ли это необходимость? «Звени тар, звени, тар, кто тебя забудет?», «Не звени, тар, тебя не примет пролетариат!» Кого слушать? Сейчас нетрудно удивляться отсутствию логики спорящих семьдесят лет назад, с сарказмом и юмором оценивать происходящее в те годы. Значительно труднее было жить в то время и в спорах, дискуссиях отстоять свою принципиальную позицию. Трудно было тогда Узеир беку, Муслиму Магомаеву оставаться самими собой – Узеирами, Муслимами. То, что сегодня для нас история, тогда для них была судьба.

        Самое трудное было прогнозировать будущее, заглянуть вперед, предвидеть грядущее. Время показало, что в нынешних международных музыкальных диспутах, спорах и «Кёроглы», и «Лейли и Меджнун» занимают свое достойное место. Для нынешнего слушателя и «Лейли и Меджнун», и другие мугамные оперы совместно с европейскими традиционными оперными формами составляют оригинальный, неповторимый образец искусства. Мугамные оперы выделяются среди привычных опер не признаками «простоты – сложности», «превосходства – наивности», а своим жанровым своеобразием, художественными средствами, формами исполнения, стилем. Мугамные оперы в азербайджанском искусстве – это воплощение азербайджанского миросозерцания, не имеющего аналога, неповторимого оригинального жанра.

        Если создание выдающихся произведений разных жанров искусства – подвиг, то создание новых жанров – подвиг вдвойне. В разных жанрах Узеир Гаджибеков добился не только непостижимых высот, но и создал совершенно новые жанры. Мугамная опера из этого ряда, как и созданные на национальных музыкальных традициях оригинальные музыкальные комедии – «Аршин мал алан», «Муж и жена», «Не та, так эта», фантазии для оркестра народных инструментов...

        Созданные как романсы в общепринятом значении этого слова «Возлюбленная» и «Без тебя» отличаются рядом специфических особенностей, являются образцом совершенно нового жанра – жанра музыкальных газель. Если литературная газель является самым распространенным жанром в нашей многовековой литературной традиции, то первый образец музыкальной газели дал миру Узеир бек... Создание великим композитором новой национальной формы на основе любимых в народе на протяжении веков музыкальных традиций означало появление нового национального жанра. В начале нынешнего века Узеир бек создал музыкальную комедию «Аршин мал алан». Музыка этого произведения переполнена светом, солнечным сиянием, юношеским задором. «Аршин мал алан» был создан 28-летним, верящим в жизнь и в будущее молодым композитором. В этой музыке чувствуется дыхание молодости как самого автора, так и его народа. Эта музыка, ее напевы напоминают дыхание, восторг поколения, верящего в свою счастливую судьбу, они выкристаллизовывались в душе народа. Ни в одном произведении искусства Азербайджана того времени не получили такого яркого воплощения вера в, будущее, надежда на XX столетие, как в «Аршин мал алане».

        В конце XX века, когда многострадальный азербайджанский народ поднялся на борьбу за свою свободу, национальное достоинство, независимость, музыка Узеир бека – увертюра к опере «Кёроглы» стала символом возрождающегося народа, его гимном.

        Работая в качестве автора сценария и режиссера-постановщика над двухсерийным художественным фильмом «Аккорды долгой жизни», я, с детства влюбленный в музыку Гаджибекова, как бы заново открывал ее для себя. Музыка Гаджибекова оказалась, помимо всех своих прочих достоинств, и необычайно зримой, «кинематографической», наглядной. Она как бы сама подсказывает слушателю пластические, визуальные образы. Например, финал оперы «Лейли и Меджнун», последние напевы героя и хор, оплакивающий трагедию влюбленных, как бы воссоздают ощутимый, ясно видимый образ пустыни, куда удаляется Меджнун, бесконечных песков, человеческого одиночества и потерянности в этой ночи.

        А музыка «Аршин мал алана», наоборот, светлая, солнечная. Это музыка молодости в своем веселом разгаре, в упоении всеми радостями жизни, любви. Это музыка, написанная 28-летним молодым человеком, верящим в жизнь, это музыка духовно молодого народа, верящего в пробуждение, в близкие счастливые перемены в своей судьбе. На мой взгляд, ни в одном произведении дореволюционного азербайджанского искусства эта радужная вера, эта светлая надежда не выражены так ярко, зримо, как в музыке «Аршин мал алана».

        Если цветовая гамма «Лейли и Меджнуна» – пепельно-серые тона осеннего ненастья, то цветовая гамма «Аршин мал алана» – это весь спектр весенней радуги: самые чистые, яркие и ясные краски мира.

        Являясь выдающимся создателем азербайджанской музыки XX столетия, Узеир Гаджибеков одновременно был и известным ученым, которому выпала честь быть первым исследователем этой музыки, добившись обобщения и систематизации ее основ и принципов. Неоднократно выступая со статьями по различным вопросам музыкального искусства, он в то же время на протяжении многих лет был занят изысканиями в области теоретических основ азербайджанской музыки, результатом чего и явилось фундаментальное исследование «Основы азербайджанской народной музыки».

        Узеир Гаджибеков вошел в историю национальной культуры и как талантливый драматург – он был автором либретто всех своих музыкальных сценических произведений, кроме оперы «Кёроглы». Литературные сюжеты, блестящие характеры персонажей, четкая острота диалогов, превратившихся в пословицы и поговорки в народе, неподдельный юмор «Аршин мал алана» и особенно «Не та, так эта» поставили его в один ряд с такими классиками комедийного жанра, как Мирза Фатали и Мирза Джалил... Кстати, следует отметить, что независимо от того, мало или много печатался Узеир бек в журнале «Молла Насреддин», его как писателя, драматурга, публициста можно считать последователем литературной школы «Молла Насреддин», сформировавшегося именно в этой школе, – в его многочисленных политических фельетонах чувствуется дух Мирзы Джалила. На реплику своего оппонента «От фельетонов Узеира несет другим духом» Узеир бек со всей резкостью, свойственной Мирзе Джалилу, ответил: «Эфендим, прошу после этого не нюхать мои работы». Не было ни одной значительной политической, общественной проблемы, которая не нашла бы своего отражения в пламенной публицистике Узеира.

        Знаменательно само появление энциклопедии Узеира Гаджибекова в наши дни. Потребность в этом давно созрела, и очень кстати, что издание осуществляется в годы, когда Азербайджан завоевал независимость. Скажем, если бы энциклопедия вышла несколько лет тому назад, то трудно было бы в ней сказать всю правду об Узеир беке. О самом примечательном периоде жизни, политической и общественной деятельности Узеира Гаджибекова, – периоде независимой Азербайджанской Демократической Республики 1918-1920 годов, следовало бы тогда сказать полунамеком, а в некоторых случаях обойти. Разве можно было огласить, обнародовать тогда такие факты, как членство в партии Мусават, одним из идеологов которой он был, редактирование совместно со своим братом Джейхун беком официального органа Азербайджанской Демократической Республики – газеты «Азербайджан» (после отъезда Джейхун бека в Париж на мирную конференцию он один редактировал газету), критика на страницах газеты империалистической, колониальной политики как Российской империи, так и Советской России? Разве можно было сказать что-нибудь о созданной тогда на слова Ахмед Джавада песне «Бушевало Черное море», которая и сегодня на устах у турок в Турции? Скрыв этот важнейший этап жизни и творчества Узеир бека, нельзя было дать полное представление о выдающемся композиторе, и, естественно, сама энциклопедия «Узеир Гаджибеков» была бы незавершенной. Руководствуясь названными принципами, нельзя, на наш взгляд, впадать в настоящей энциклопедии в другую крайность – отрицать деятельность Узеир бека в советский период, его выдающиеся заслуги в становлении азербайджанской музыки, его поддержку не только народом, но и государством, правительством, партией. В порядке исключения его, бывшего члена партии Мусават, приняли в члены КПСС без предварительного прохождения кандидатского стажа, как было тогда принято во всем бывшем Союзе. Сталин высоко оценил оперу «Кёроглы», ценил творчество Узеир бека – все это спасло великого композитора, имеющего за плечами непростое прошлое и жившего в эмиграции брата. Ведь еще в 20-х годах органы ЧК преследовали цель поголовного уничтожения азербайджанской интеллигенции, и рядившиеся в большевистские маски следователи-дашнаки собирали компромат на Узеира Гаджибекова для привлечения его к «уголовной ответственности» и расстрела. Только Нариман Нариманов смог предотвратить эту национальную трагедию. Непростые взаимоотношения позже сложились между Мир Джафаром Багировым и Узеир беком: одобрения на официальном уровне чаще всего заменялись угрозой и нравственным преследованием. Сложную жизнь прожил Узеир бек. В начале века – материальная нужда, наскоки различных писак на каждое его произведение, оскорбительные выпады, даже карикатуры на страницах газет. В советский период – отрицающие наше музыкальное наследие нигилисты, большевистские комиссары и их опекуны, принципиальные диспуты с ними, потеря в годы репрессий близких друзей – Гусейна Джавида, Ахмеда Джавада, Аббаса Мирзы Шарифзаде, Панаха Касымова и многих других, и когда над Узеир беком висел Дамоклов меч, принуждение написать кантату, восхваляющую «великого отца, вождя Сталина». Внутреннее беспокойство, постоянные тревоги, которые скрывались даже от самых близких людей. Над всем этим одержал победу дух Узеира. Бессмертные произведения, в которых отразились воля Узеира, честь и достоинство нации, ее непреклонность и духовное богатство...

        О величии Узеира Гаджибекова, эпохальности его творений наиболее точно высказался его единомышленник Мамед Эмин Расулзаде, когда весть о смерти Узеир бека дошла до него в эмиграции, за железным занавесом, вдали от родины: «Начав свою деятельность как любитель, Гаджибейли, позже, постоянно совершенствуясь, получив музыкальное образование, впоследствии добился признания своего авторитета как композитор в европейском понимании этого слова. Жаль, что большевистский режим взял под свой диктаторский контроль этот редкий проницательный ум Азербайджана, эксплуатировал его в свою пользу в угоду политики, «присвоил» его.

        И наконец, хотя он принужден был за железным занавесом сочинять искусственные марши, услышать лестные слова диктатора в Москве, несмотря на то, что над его гробом в торжественном молчании по очереди стояли комиссары, не имеющие ничего общего с нравственностью Азербайджана, никто не сможет отделить Гаджибейли Узеира от культуры Азербайджана, истории азербайджанских тюрок. Он навечно останется в числе сподвижников возрожденного Азербайджана!»

        * * *

        Порой мне кажется невероятным, что я лично видел этого человека, еще при жизни ставшего классиком и народной святыней. Человека, родившегося сто лет тому назад, а вернее, никогда не родившегося, ибо трудно представить, что когда-то его не было. Человека, которого напутствовали великие деятели азербайджанской культуры XIX века – поэтесса Натаван, ученый и публицист Г.Зардаби, человека, близко знакомого с Наримановым и Сабиром, дружившего с Дж. Мамедкулизаде, Г.Араблинским, А. Ахвердовым. Восьмилетним ребенком довелось мне пару раз присутствовать при его беседах. После демонстрации первого советского цветного фильма о физкультурном параде в просмотровом зале Управления кинематографии, и 1946 году, он произнес одно идиоматическое выражение, которое я впервые услышал именно из его уст и запомнил на всю жизнь: «Хала хатрин галмасын» (Примерно соответствует русскому: «И на том спасибо…»).

        Узеир Гаджибеков был ректором консерватории, которая ныне носит его имя. Я учился в музыкальной школе при консерватории; школа располагалась тогда в том же самом здании консерватории. Перед консерваторией – небольшая площадка, на которой мы играли в футбол. Когда Узеир Гаджибеков проходил по этой площадке – от дверей консерватории к своему автомобилю, футбол, разумеется, сразу прекращался. Один или два раза я заметил чуть укоризненное выражение в его глазах, бегло метнувшихся из-под толстых стекол очков на маленьких футболистов.

        Теперь на площадке перед консерваторией не играют в футбол. Теперь там стоит памятник Узеиру Гаджибекову.