АА: В ситуации, когда старые жанры (как и композиционные модели) потерпели фиаско, на что Вы ориентируетесь, приступая к созданию произведения?

        АВ: Мне нужно увидеть произведение, именно увидеть какой-то образ, не только услышать. Причём в одних случаях более конкретно, в других – менее. Этот «источник вдохновения» имеет обычно совершенно непереводимый на естественный язык облик. Но всё равно он имеет некую форму и некое притяжение, когда хочется писать. А иногда этот первообраз может быть более конкретным. Например, недавно я написал пьесу, оно посвящено покойной маме, которая в прошлом году умерла. Я долго не мог дать название этому произведению ведь в таких ситуациях нужно быть очень точным. Хотел даже применить латинское название, (мне казалось, что наш язык слишком молод). И в конце концов просто назвал «Вечерняя птица», потому что действительно там есть некая птица (не конкретная, которую можно ориентологически обозначить), вернее, некое пение, замолкающее в конце.

        Это к тому, как произведение возникает. Вообще же я считаю, что музыка сама несёт в себе свой смысл.

        Что касается отживших форм – то речь может идти скорее не о формах, а о некоем кризисе жанров, свидетелями которого мы все являемся. Ибо, действительно, большая симфония уже уходит. Но сами формы – вернее, законы структуры – вечны.

        Я пишу абсолютно свободно, не придерживаясь схем, преподанных в школе, но каждый раз обнаруживаю, что прихожу к чему-то, что всегда есть (или было): твёрдо, рыхло, контраст, - и от этого я уйти не смогу. (Может быть, поэтому увлечение минимализмом прошло мимо меня, мне не близко отрицание контраста, отрицание каких-то движущих сил, энергетических импульсов).

        За вычетом этого, действительно, каждое произведение имеет свою форму и рождается абсолютно непредсказуемо. Лучшие вещи в результате – это те, которые с «чистого листа» написаны. Но потом выясняется, что они несут в себе какую-то традицию, (идущую от наших музыкальных предков), о которой автор не подозревал, - эту линию, которую сам впоследствии с удивлением обнаруживает.

        АА: Разговаривая со многими современными композиторами, я обратила внимание на такую закономерность: все дружно отрицают своё причастие к программной музыке и касание каким-то боком вообще феномена программности. Тем не менее, в сочинениях последних лет в ситуации, когда старые жанровые и композиционные подпорки ушли, тяга к каким- то смысловым устоям осталась. Поэтому получает развитие совершенно новая программность, даже не всегда ориентированная на мир реальности или постмодернистской игры с интертекстом. В музыке современных авторов присутствует внемузыкальная образность, которая не замыкает само произведение в рамках чистых абстракций.

        АВ: Я не считаю музыку чистой абстракцией, наоборот, я склонен предполагать, что мир музыкален сам по себе. На то, что нам кажется программой в музыке, я бы посмотрел с другой стороны, а именно: всё есть музыка. Поэтому любые программные ассоциации возникают сами собой. Недавно один молодой композитор спросил меня: «Вы используете какие-то философские идеи в своём творчестве?» Мой ответ: я не привлекаю никаких философских идей. Наоборот, музыка привлекает меня к ним, и я вывожу эти идеи из творческого процесса. И только потом у меня возникает потребность спросить: а что, например, Платон по этому поводу сказал? Тогда я лучше понимаю и своё творчество. А не так, что я пишу произведение, идея которого взята из «Республики» Платона. Поэтому вся музыка в широком смысле программна. Это священная наука, как когда-то древние говорили. Музыкальное искусство - это священно действие, а не сиюминутное что-то, сочинённое на потребу сегодняшнего дня. Музыка нужна мне, она доставляет наслаждение как средство познания.

        АА: Неужели только как средство познания?

        АВ: А почему Вы думаете, что вера в познание - это что-то недуховное? В Древние времена, в отличие от новейших конфессий , наука не была отделена от веры как таковой. Это был единый комплекс, одно целое: знать – значило верить. «Это мы знаем, а в то – верим», - такое разделение произошло в Новейшее время. В том числе и музыка входила в этот квадриум наук. Не хочу употреблять таких слов торжественных, это были великие священные науки.

        АА: Александр Кузьмич, извините за мой следующий вопрос (такие вопросы не задают в начале интервью), и всё-таки, Вы неверующий человек?

        АВ: Наверное, в клерикальном смысле, - нет. Своё убеждение я черпаю из дела – из творчества, я бы не мог писать музыку «просто так». У меня всегда было очень тяжело с заказами. Я не могу подчиняться чужим идеям, императиву чьему-то... Мне было почти 50 лет, когда я получил первый заказ. Смысл моего бытия - в творчестве. А творчество – есть оправдание моей жизни. Видите, в какую тавтологию я впал. Поэтому я не знаю, что такое вера. Как таковых я неверующих не встречал. Если только не считать совсем уже звероподобных существ в оболочке людей. Меня смущает вот эта некоторая клерикальная агрессия, которая нас окружает. Мы вовлечены в конфессиональную войну, которая действует на окружающих с колоссальным напором. Я лично это чувствую и испытываю по этому поводу дискомфорт. И мне не очень легко в этой агрессивной среде. Я бы хотел ощущать мир как нечто единое, цельное и гармоничное.

        АА: Жанровая сетка, которая существовала в классической музыке, в какой-то мере помогала слушателю ориентироваться в произведении, гораздо понятнее становится замысел автора, если удаётся идентифицировать структурную функциональность: это экспозиция, это разработка… В связи с тем, что сейчас старая семантическая функциональность сошла на нет, что в Вашей музыке является носителем того «ролевого» начала, которое движет в конечном итоге форму?

        АВ: Мне кажется, что всё не так просто. Я чувствую некоторую амбицию в Вашей любви к Бетховену.

        АА: Да, жанр классической сонаты предполагает ролевое (и смысловое) различие главной и побочных партий.

        АВ: Я говорю о ядре, или мотиве, из которого происходит дальше рост произведения. Для меня остались важными эти понятия, я работаю совершенно традиционно в этом смысле: я верю в это ядро, мысль некую, которая формируют всё.

Материалларла бцтювлцкдя таныш олмаг цчцн ъурналын «Harmony» сайтына мцражият едя билярсиниз.

С полной версией статьи вы можете ознакомиться в электронном журнале "Harmony".