Тюрки – потомки древних кочевников Центральной Азии – одна из самых крупных консолидаций этносов, населяющих сегодня значительную часть Евразии – от Северо-Восточной Сибири до Средиземного моря. Естественно, во всех тюркских культурах, значительно разошедшихся во времени и пространстве, произошли существенные сдвиги и перемены: у всех тюркских народов за столетия не один раз менялись и государственная принадлежность, и политические строи, и религия, изменились во многом и традиционные (древнетюркские) представления самих носителей этих культур.

        Мир тюркской музыкальной культуры – богатый и разнообразный, издавна служит объектом пристального внимания ученых. Помимо своеобразия и уникальности каждой современной тюркской культуры, исследователи неизбежно сталкиваются и с очевидностью их генетического родства. В настоящее время традиционные музыкальные культуры отдельных тюркских народов достаточно хорошо изучены по музыкально-этнографическим материалам ХIX-XX вв. Но необходимо учесть, что к XX веку традиционное музыкальное искусство тюркоязычных народов уже «представляло собой сильно разошедшиеся друг от друга разностадиальные музыкальные культуры» (Каракулов, 162).

        На тюрков Турции, Кавказа и Средней Азии (турок, азербайджанцев, туркмен, узбеков и в меньшей степени на казахов и киргизов) большое влияние оказала арабо-мусульманская культура, повлиявшая на становление и распространение в дальнейшем в их культурах макамной музыкальной системы.

        Присоединение к России (XVII-XVIII вв.) и последующая христианизация части тюрков Сибири (алтайцев, хакасов, якутов, шорцев, тофалар...) также сказались на дальнейшем развитии их музыкальных культур, где обычно принято прослеживать плавную смену звуковысотных систем: пентатоники, диатоники и хроматики (от монодии к многоголосию).

        Исключением среди тюркоязычных народов Южной Сибири являются тувинцы. К началу ХХ века, несмотря на некоторую поверхностную схожесть с такими культурами как монгольская и китайская (в силу географической близости, общности государственной принадлежности и буддийской религии), тувинская культура даже в более поздних проявлениях сохранила свои отличительные особенности.

        В настоящее время музыкальная культура современных тюркских народов представлена во всем богатстве и разнообразии звукового материала. Тем не менее, в древних (доисламских, дохристианских, добуддийских), архаических пластах музыкаль¬ных культур современных тюркских народов, несмотря на все изменения и напластования, которые происходили в последующие столетия, продолжают сохраняться многие элементы устойчивого единства, свойственного только этим культурам. Такая многовековая устойчивость, которая не подверглась разрушению на протяжении ряда столетий, позволяет выдвинуть также предположение о том, что еще в период их исторической общности, т.е. в период кочевых империй древних тюрков, был порожден особый тип музыкальной цивилизации, сформировавшийся на основе четко осознававшейся и активно действовавшей идеологии.

        Наиболее очевидным подтверждением выдвинутого предположения является то, что «многие темы, образы, герои эпоса (сопровождающегося музыкой) и различных музыкально-поэтических жанров оказываются общетюркскими и восходят к ранним и поздним кочевникам Евразии» (Каракулов, 162). К тому же периоду, по всей вероятности, можно отнести и формирование у тюрков особого способа освоения звукового пространства «с любовью к густым, гнусавым, насыщенным обертонами тембрам… и обилием бурдонных форм организации материала» (Мухамбетова, 131). Именно для таких древнейших музыкальных жанров, как горловое пение и эпическое интонирование (хоомей-хай-кай...), игра на хомусе-кубызе-гопузе..., курае-шооре-сыбызгы..., игиле-икили-кылкобузе..., дошпулууре-топшууре-домбре... и т.д., характерны единые принципы реализации специфических звуковых построений, несущих в себе черты центрально-азиатской общности. Впервые специфичность этой звуковой системы более четко была обозначена С.А. Елемановой как центрально-азиатский тип музыкальной цивилизации (Елеманова, 83). Уже одно это, т.е. более четкое обозначение предмета, как нам представляется, упорядочивает многие аспекты теоретических и методологических проблем музыкальной тюркологии.

        Независимо от жанрового разнообразия почти во всех тюркских культурах встречается, например, и такое общее обозначение, как «узун» (длинный, долгий, протяжный). Это понятие используется в качестве определения как вокальных, так и инструментальных жанров. Например: «узун ыр», «узун хоюг» (тув.), «узун кüü» (алт.), «узун кюй» (казах.), «узун кюу» (кырг.), «узун кой» (татар.), «озын или озон кюй» (башк.), «узун хава» (турецк.) и т.д. Во всех случаях это определение «узун» характеризирует протяжные песни или инструментальные произведения неторопливого, величаво-эпического характера с наличием специфических протяжен-ных звуков. Свободная метро-ритмическая организация традицион¬ных произведений, которые не вписываются в моторный ритм квадратных построений, также тесно связана со спецификой кочевнического восприятия времени...

        Современные методы музыковедческого анализа при помощи нотных расшифровок во многих случаях позволяют судить о традиционных тюркских культурах лишь по отличиям от известных европейских систем звуковой организации, не раскрывая при этом внутреннюю логику их становления. Констатация единства тюркских культур осуществляется в основном в опосредованных, иногда ассоциативных (и трудно доказуемых) формах, но не на конкретных примерах звукового материала. В этой связи особую актуальность приобретает озабоченность исследователей проблемами народной музыкальной терминологии (Жузбасов, 188). Все отчетливее осознается, что без учета традиционных понятий теоретическое знание рискует быть не только неполным, но и искаженным.

        Общеизвестно, что научное знание формируется на основе данных практического опыта путем абстрагиро¬вания и логического анализа этих данных. Иначе говоря, теория представляет собой целостное знание о закономерностях уже существующих связей и специфических особенностей практического опыта. При этом критерием истинности и основой развития теории выступает, как известно, практика. Однако в процессе как практического, так и теоретического освоения традиционной музыкальной культуры тувинцев (как и других народов) возникла парадоксальная ситуация, когда эта аксиома (неразрывное единство теории и практики), представляющая собой фундаментальную основу гносеологии (теории познания) была фактически проигнорирована. Реально функционировавшая живая музыкальная практика кочевых народов была воспринята «сквозь» призму теоретических установок европейской композиторской музыки.

Материалларла бцтювлцкдя таныш олмаг цчцн ъурналын «Harmony» сайтына мцражият едя билярсиниз.

С полной версией статьи вы можете ознакомиться в электронном журнале "Harmony".